За машинным обучением и ИИ не в ВУЗ, а в Сбербанк

В начале декабря состоялся саммит eStars 2018, приведем несколько докладов этого мероприятия. Для начала — выступление Ярослава Кузьминова.

Аудитория ВУЗов перестает ограничиваться стенами университета — это очень важно! И поэтому нужно оценить, насколько университеты внятно говорят для большой аудитории и насколько свежи знания, которые они предлагают. Образование не живет для себя, а работает для общества. Поэтому следует обращать внимание на происходящее. В частности — на замещение некоторых элементов труда цифровыми сервисами. Как показывают последние исследования, речь идет, в первую очередь, о вытеснении монотонного умственного труда. В грядущем десятилетии изменится рабочий процесс, таких профессий, как бухгалтер, диспетчер, секретарь, почтальон и т. д. Людям из этих секторов придется перейти в другие. И это 15−20% рынка труда, т. е. — каждый пятый работающий. Найдет ли он себе дело по душе, которым он сможет обеспечивать себя и свою семью — это огромный вызов, который стоит перед ВУЗами.

Второе — это, конечно, изменение традиционных профессий умственного труда, о которых мы часто спорим — являются они творческими или рутинными. Речь о враче и учителе. Если творческий характер труда университетского профессора или руководителя лаборатории медицинского центра никем не подвергается сомнению, то по данным социологов в работе учителя очень много повторяющихся элементов. Многие не идут в эту профессию, потому что она представляется не творческой. Так вот эти профессии имеют возможность освободиться, как раз, от рутинных элементов. Например, учитель благодаря современным цифровым технологиям может освободиться и от генерации заданий, и от их проверки. Дело надо будет иметь только с результатом, как будто у него есть помощник, который берет всю рутину на себя. Врач, в огромной степени, может сократить время на перелистывание справочников за счет цифровых средств.

И, наконец, происходит возникновение новых профессий, которые связаны с реализацией и адаптацией новых цифровых сервисов. По большинству оценок это 10% или даже больше от всего рынка труда.

На этом фоне идет деактуализация традиционных профессиональных программ образования, идет быстрое обновление профессий и технологий на рынке квалификаций. Оно тоже порождено цифровой революцией. Сейчас в среднем дееспособность конкретных квалификаций, привязанных к определенной технологии, составляет в районе 5 лет. Еще 10 лет назад — этот показатель был от 7 до 10 лет. Это значит, что система профессионального образования уже не может готовить не основной программе специалистов определенных отраслей. Люди уже не могут прийти в университет и сказать, что хотят себе спустя 4 года такую-то квалификацию. Просто их уже никто не поймет.

На этом фоне то, что называется, Fulldegree program становятся всё более нейтральными и к конкретной квалификации не ведут. Единственным исключением, наверное, являются программы прикладного бакалавриата, но в большинстве стран они имеют профессиональную подготовку в последний год.

Профессиональная квалификация дается только на рынке магистратуры при условии очень жестких входных требований. Вместе с тем стремительно растет рынок Microdegree. Они позволяют за двухнедельный тренинг приобрести знаки конкретных квалификаций. И эти курсы начинают конкурировать с университетскими дипломами по значимости.

Идёт распад традиционных форм организации и методик высшего образования. Ни для кого не секрет, что посещение лекций на старших курсах (по независимым измерениям) в среднем в ВУЗах не дотягивает и до 15%. Многие университеты пытаются переводить лекции на этой стадии в какой-то более интерактивный формат, а это очень затратно. Невозможно эффективно работать в интерактивном формате с 200 студентами. Можно лишь выборочно кого-то выхватить, но обратной связи со всем залом не достигается.

Следующая проблема — это ограничение числа предметов, которые эффективно могут изучаться одновременно. Ряд национальных систем высшего образования имеют 7−8 таких предметов, это ведет к тому, что студент просто перестает содержательно относиться к половине из них, а в ряде случаев — ко всем предметам. Потому что он не может освоить обязательный круг знаний. Идёт массовая индивидуализация образовательных траекторий, а также проектное обучение.

Системы профессионального образования, находясь в кризисе, ищут новые формы обучения. Но известно, что и проектное обучение, и интерактив на лекциях требуют высокой квалификации и огромных затрат труда при использовании их в оффлайн-варианте. Нет такого количества преподавателей, которые могут руководить 15-ю проектами одновременно или устраивать соревнования между 15-ю командами. Это совершенно новые навыки. И поэтому многие университеты пытаются игнорировать новые вызовы и воспроизводить прежнюю модель обучения (лекции и семинары), как будто ничего не произошло.

На этом фоне возникают новые игроки на рынке высшего образования — это и глобальные платформы онлайн курсов, и частные фирмы, которые занимаются провайдингом коротких курсов, предлагая за них Microdegree. Ключевым новым и наиболее массовым явлением выступает то, что называют революцией онлайн курсов. Открытые курсы на глобальных платформах Coursera и EDx по охвату студентов в мире приближаются к всеобщему числу студентов (~200 млн. человек). К слову, эти платформы развиваются уже 10 лет.

Причем, они равны не только по количеству, но и по качеству освоения знаний. В этом году был представлен доклад группы под руководством Игоря Чирикова — профессора факультета социальных наук и департамента социологии ВШЭ, в котором были представлены результаты эксперимента о схожести усвоения знаний, полученных в различных форматах. В десяти ВУЗах инженерного направления были выделены по три контрольных группы студентов:

• Традиционной формы обучения (лекции и семинары),
• Совмещенной (вместо лекций — онлайн-курсы ведущих российских университетов, а семинары и экзамены оффлайн),
• Онлайн (и получение знаний, и их проверка — всё дистанционно).

В результате отклонений в одну из сторон не выявлено, что многих заставило задуматься. Хотя есть гипотеза, что такой эксперимент в ВУЗах только нижнего сектора дал бы результат в пользу онлайн образования в виду дефицита сильных профессоров. А исключительно в ТОПовых, где сосредоточены ведущие ученые, перевес был бы на стороне оффлайн.

О том, возможно ли полное замещение онлайн-курсами очного обучения не идет, но об этом должны думать как сами студенты, так и ВУЗы. В частности, слабые оффлайн-курсы могут выдавиться дистанционными (которые дешевле) еще и по экономическим критериям. Это только-только начинают понимать руководители ряда университетов, но явление еще не стало носить массовый характер. Но если что-то серьезно не изменится, то в ряде секторов это самое вытеснение произойдет достаточно быстро.

Наконец, онлайн-платформы предоставляют сейчас специализации из связки курсов, которые ведут к получению сертификатов квалификации в определенной области. И большинство доходов, которые ВШЭ получает от Coursera, связаны с реализацией именно этих специализаций. Такие сертификаты дают тот самый Microdegree.

На примере университетов «Иллинойса» и «Джорджии Тек» Высшая Школа Экономики заявила о том, что имеет возможность массового встраивания онлайн-курсов во все свои базовые курсы. Они не обязательно будут вытеснять лекции, а станут обязательным элементом освоения, обеспечивающим более жесткую обратную связь по изучаемым предметам. А оффлайн-общение в таком случае можно сводить к решению нетрадиционных творческих задач.

В 2018 году в ВШЭ онлайн-курсы включены в учебный план каждой образовательной программы и в 73% индивидуальных учебных планов студентов. В прошлом учебном году использовалось 280 онлайн-курсов, из них 1/3 на английском языке. Из общего числа онлайн-курсов 20% разработаны внутренними преподавателями на замещение и 80% на расширение.

Причем, как видно, слушатели из России, где эти курсы созданы, занимают лишь третью строчку, уступая представителям США и Индии.

Возможности психометрики. Университеты получают огромную обратную связь о том, каким образом студенты учатся и реагируют на те или иные предметы, методические приемы. Т. е. о том, как студенты понимают онлайн-курсы. В связи с этим для образовательного сообщества происходит такая же революция, какая у врачей возникла после появления возможности делать анализ крови.

Мы стоим на пороге колоссального роста возможности понимания того, какова отдача того, что делают университеты.

Мир без языкового барьера. По прогнозам к 2030-му году встроенный перевод будет доступен каждому, как сейчас доступен смартфон, и предоставит возможность общения на иностранном языке пусть не как носитель, но как переводчик средней квалификации. В 95% случаев этого достаточно, чтобы иметь полную обратную связь. Недостаточно это будет, пожалуй, для чтения художественной литературы — эмоцию искусственный интеллект так точно, наверно, еще не сможет передавать. Но для образования будет приемлемо.

И это станет еще одним фактором вытеснения глобально неконкурентоспособных программ и систем образования. Отсюда возникает угроза для национально замкнутых систем высшего образования: испаноязычная Латинская Америка, Юго-Восточная Азия, Китай, Россия и пост СССР, а также Арабский мир. Их лидеры должны быть готовы к неминуемой модификации своих систем образования.

И последний вызов — это развитие центров технологий и образовательного контента вне университетов. Это значит, что если вы хотите быть в ТОПе по машинному обучению и искусственному интеллекту, то вам надо учиться не в каком-то конкретном университете, а следует стучаться в Сбербанк, который является в России крупнейшим центром изучения искусственного интеллекта и возможностей его применения.

Фокус смещается от традиционных академических центров к компаниям, которые имеют возможность очень быстро и много инвестировать туда. И это только начало.